“1914”
12.07.2013
Странно, конечно, обращать внимание на такой отпечаток времени, когда в Петербурге есть Зимний дворец, Петропавловская крепость, Смольный и многое, многое другое, знакомое всем. Но он действует на меня гипнотически. Каждый раз, когда я вижу его, я переношусь в 1914 год, когда строили этот дом, в начало Первой мировой войны, в канун революции, в невидимый «щеголеватый Петербург», который был тут, рядом, вокруг меня.
Зимний, конечно, значительней. Это не веха, а перекресток, символ, и на нем – маска времени, закрывающая настоящее лицо. Увидеть его также трудно, как найти надпись алмазом на оконном стекле: «Nicky 1902 looking at the hussars. 7 March», - оставленную последней императрицей. Да и есть ли надпись, не миф ли она?
Этот же невзрачный дом время просто не заметило, слегка мазнув по дверям и окнам первого этажа и поставив нелепые печати ДОСААФ на фронтон. Окно же в прежнюю жизнь осталось нетронутым.
Впрочем, история никому не интересна, как и будущее. Непредсказуемость настоящего делает их незаметными. До конца объяснить не могу. Мой интерес непонятен моим детям. Я же вижу семью деда в 1914 году в Петербурге. Но не в родственниках дело, конечно, не они главное, а жизнь, которая их окружала. Те самые гусары, увиденные из окна. Меня занимают в прошлом знаки близкой утраты, того, что называли гибелью России, исчезновением прежней Европы, «концом Ренессанса и кризисом гуманизма».
Этой угрозы прошлого мои дети не ощущают. Они чувствуют неопределенность настоящего, а я – 1914 года. Мне постоянно хочется все изменить, рассказать моему деду и бабушке, что ждет их и друзей, о гибели которых я знаю, убедить всех немедленно уехать, спасти себя и близких.
Все это не имеет смысла, прошлое уже завершилось, но я продолжаю тот разговор, будто 1914 год еще не закончился. Мною движет живое до сих пор несогласие с эпохой, с историей, которое впервые ощутило поколение моего деда.
Где-то в то время стало опять появляться имя Дон Кихота, но уже как вечного нонконформиста. Его фигурку Каслинский завод отливал с 1887 года вместе с парным ему Мефистофелем по статуэткам Жана-Луи Готье. Два начала – добро и зло. Однако после выхода фильма Козинцева в 1957 году с Черкасовым в главной роли, вторая ее половина, Мефистофель, была окончательно забыта. Я бы сказал, специально вычеркнута из памяти. В 70-80-е годы я встречал Дон Кихота у многих на письменном столе, в книжном шкафу, на этажерке. Это чисто наше, русское, непереводимое.
Я бы назвал это нелояльностью к времени.
